Переезд в Нью-Йорк принес Одри Рочестер много новых знакомств, он словно разделил ее жизнь на две части. В той, что до, осталось детство, качели на старом пекане во дворе ранчо, разнаряженные куклы, лохматый пони, на котором катал ее отец, пансион, где несносная в своей безупречности madame Шанто объезжала капризных и свободолюбивых американских девочек, превращая их одновременно и в балерин, и в королев. Там остался зной Техаса, безбрежный простор прерий, запах костров, конского пота и нефти, и опрокинувшийся над всем этим купол звездного неба. В той, что после, начиналось взросление и свобода, за которую мисс Рочестер была искренне благодарна отцу. Путь даже многие скажут, что она распоряжается этой свободой дурно.

Его звали Александр. Александр Левитт. Он был из той породы людей, что на дух не переносил ее отец. Художник, нескладный и суетливый, словно взъерошенный грач, с пронзительным взглядом и длинными нервными пальцами. Более опытные женщины сказали бы Одри, что этот красавчик много нюхает кокаин, но она находила Александра интересным, непохожим на других и необыкновенно талантливым. И, конечно же, не нуждалась в ничьих советах.
Они познакомились в Гринвич-Виллидж, в нижнем Манхеттене, где, вокруг корпусов Нью-Йоркского университета скучилась богема и радикальные политики, где Марсель Дюшан и его друзья запускали с вершины арки на Уошингтон-сквер воздушные шары, провозглашающие "Независимую Республику Гринвич-Виллидж". Левитту было далековато до Дюшана, он не расписывал писсуары, а пытался работать с натурой. Ужасно смущаясь, он подошел к хорошенькой блондинке и предложил ей позировать ему.
Это была Судьба. Это была Настоящая Любовь. Так думала Одри, и в этом не было ее особой вины. Ведь все вокруг кричало о необходимости и неизбежности Настоящей Любви. Книги, стихи, синематограф. И только некоторые Великие, да и то осторожно, намекали, что это прекрасное и ожидаемое каждой юной особой чувство идет сильно вразрез со здравомыслием.
Любовь — недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Мисс Одри Рочестер подхватила вирус влюбленности в конце февраля, и к маю была полностью во власти чувственной горячки.
Сначала они с Александром просто гуляли и с упоением разговаривали обо всем на свете. Он рисовал ее портреты, Одри хранила их в особой папке, подальше от любопытных глаз горничных и тетки. Потом Левитт, уже не слишком смущаясь, показал девушке набросок, на котором она, целомудренно позировавшая одетой, была нарисована обнаженной. Преисполненная праведного гнева, Одри хлопнула дверью студии, а ночью лежала в постели без сна, думая о той стороне Настоящей Любви, о которой в книгах и стихах упоминалось вскользь.
Вскоре они помирились, Александр учил ее целоваться и все яснее давал понять, что хочет большего. Но, как истинный джентльмен, не станет настаивать, если сама любимая этого не желает. Однако ее нерешительность делает его ужасно несчастным.
Все эти страдания и метания должны были закончиться определенным образом. "Да, сегодня все случится", - однажды окончательно решила мисс Рочестер. "Сегодня" в Гринвич-Виллидж намечалась большая богемная вечеринка в честь свободы и прогресса. И Одри тоже была приглашена.

- Куда ты собираешься, дорогая?
- На благотворительный концерт, тетя Мелисса. Не беспокойся за меня.
Говорят, что любовь делает мужчину робким, а женщину - смелой. На самом деле речь скорее об изворотливости. Если бы не любовь, Одри никогда не стала бы лгать тетке и готовится к побегу на вечеринку так, как иные готовятся к ограблению банка.
Несколько минут она воодушевленно расписывала бремя благотворительности и перечисляла имена достойных женщин, в обществе которых она проведет этот вечер. Чем заслужила благостный вздох тети Мелиссы, поцелуй в лоб и напутствие: "Ты просто ангел, моя дорогая". Что означало согласие отпустить пташку из золотой клетки на вожделенную свободу.
В длинном строгом платье и жакете, старившем ее лет на десять, Одри села за руль своего Кадиллака Виктория и чинно выехала со двора. В таком виде она добралась до ближайшего парка, где, в относительном уединении салона, переоделась в расшитое бисером и блестками мини. Ткань струились под пальцами и возбуждающе холодила кожу. Александру приятно будет снимать его. Ну, или как там у них все получится.
Закусив губу, Одри на некоторое время впала в мечтательную задумчивость, погладила себя по коленям, покраснела и занялась макияжем вамп. Очень хорошо, что тетя Мелли не видела этого преображения.

«Cocoanut Grove» встретил Одри грохотом джаз-банда и запахом табачного дыма, повисшего под потолком подвального помещения ночного клуба плотным сизым облаком. Прямо с порога девушку увлекла в танец подвыпившая студенческая компания, в которой ей столь рьяно взялись доказывать преимущество чарльстона над квикстепом, что мисс Рочестер на какое-то время даже позабыла о своем намерении поскорее объясниться с Александром, отдавшись на волю волн захлестнувшего вечеринку безудержного веселья.
Левитт потерял свою путеводную звезду в толпе и растерянно озирался, тревожно прикрывая ладонью бокал, чтобы не расплескать в толчее его драгоценное содержимое. Наконец Одри, раскрасневшаяся после быстрого танца, сама вынырнула перед ним сверкающим поплавком из бурных вод чарльстона. Сердце ее гулко колотилось, светлые волосы растрепались, а глаза сияли предвкушением чуда.
- Какая потрясающая вечеринка, Алекс! Потанцуем?
Настроенная самым решительным образом и внутренне волнительно холодеющая от собственной смелости, Одри обвила руками шею возлюбленного:
- Ну, пожалуйста. Пожалуйста! Ты говорил, что не умеешь, но я тебя научу.
- Я не люблю толпу, ты же знаешь, дорогая, - Александр имел привычку изображать из себя байронического героя, опоздавшего родиться ровно на столетие. - Шум и легкомыслие душат меня. Хочу быть с тобой. Остаться с тобой. Наедине.
Рука его жадно скользила по спине прильнувшей к нему девушки. Вторая, к сожалению, была занята бокалом.
- Давай выпьем, - тут же предложил Левитт, вспомнив о радужных обещаниях того, кто ему этот бокал наполнил.
- Мартини? Фу! - Одри капризно скривила губы. - Я хочу шампанского!
С детства привыкшая к тому, что ее желания исполняются практически беспрекословно, мисс Рочестер порой выбивалась из образа чувственной и нежной девочки, требуя, чтобы все было так, как ей по нраву, и никак иначе.
- Это особенный мартини, дорогая. Выпей. Ради нашей любви.
Ради любви Одри предпочла бы оставаться трезвой, ее первый раз должен быть совершенно особенным, удивительным… Так пишут в книгах, а в книгах и стихах не лгут, не так ли? Но Александр смотрел на нее с такой мольбой, что Одри со вздохом уступила, сделав несколько маленьких глотков. Мартини она не любила, а у этого вкус был какой-то особенно мерзкий, аж язык онемел. Девушка вернула бокал Левитту, и тот допил его залпом.
- Теперь я буду знать все твои тайные помыслы!
- Глупый, ты и так их знаешь, - проворковала Одри, прислушиваясь к себе. От алкоголя в желудке быстро расползалось приятное тепло, откуда-то изнутри поднималось, пузырьком воздуха в шипучке, странное, бесшабашное веселье. Наверное, Александр таки был прав, ей нужно было выпить.
- Танцевать! Вот теперь точно танцевать.
Она потащила Левитта в гущу танцующих, на этот раз он не сопротивлялся, а Одри изнывала от нетерпения показать ему пару новых па. Но вскоре оказалось, что ноги у нее как-то странно заплетаются.
- Ну что такое!
Едва не падая, она схватила Александра за плечо. Голова кружилась, лица людей расплевывались перед глазами, потолок раскачивался, грозя обрушиться. Девушке казалось, что она вот-вот осядет на пол, но первым ноги подкосились у ее спутника.
- Помогите, - сдавленно пискнула Одри. И свет померк.

Одри очнулась так же внезапно, как и отключилась. Наркотик все еще блуждал в ее крови, стирая грань между сном и явью и до предела обостряя чувства, но пары глотков мартини оказалось недостаточно для того, чтобы надолго удержать мисс Рочестер в стране грез.
- Александр… - пробормотала она сонно, чувствуя, что голова ее склонилась на мужское плечо, покачиваясь в такт движению авто. В салоне довольно ощутимо потряхивало.
"Рессоры никуда не годятся, это какой-то старый катафалк, а не мой Кадиллак…"
Первая мысль была вязкой, как густое малиновое варенье, зато следующая будто током ударила. Одри в силу извечного женского стремления всегда оставаться хорошенькой, попыталась было поправить растрепавшиеся волосы и, холодея от ужаса, установила, что у нее связаны руки. Связаны руки!!!
От неожиданности девушка всем телом дернулась, потревожив сидящего рядом мужчину.
- А ну тихо сиди,- прошипел тот.
- Что там такое? - донесся голос с переднего сиденья.
- Наша красотка очухалась, что-то рановато. Мало отхлебнула. Надо пить до дна, когда предлагают, малышка.
Он покровительственно похлопал пленницу по щеке, та сначала уставилась широко распахнутыми глазами на совершенно незнакомое ей мужское лицо, скривившееся в скабрезной ухмылке. А потом испустила пронзительный крик.
Кто они такие?!
Нет, Одри Рочестер решительно не желала задавать никаких вопросов и выяснять, кто эти люди и что им от нее нужно. В бульварных газетенках, которые тетка настоятельно рекомендовала племяннице даже в руки не брать, и которые с удовольствием читали и обсуждали студенты, хватало леденящих кровь историй об изнасилованиях и убийствах, в любой форме и очередности. Лишенная возможности рассуждать здраво, Одри все же не лишилась до конца способности чувствовать, и в данную минуту она испытывала такой всепоглощающий страх, которого никогда не знала ранее. Раньше ей и бояться было нечего, разве что воображаемых чудовищ, прятавшихся в шкафах и под кроватью, но из этого счастливого возраста детских страхов и детских бед Одри уже выросла. Игры тоже закончились.
Наверное нужно было сказать этим людям, кто она, умолять, убеждать, что отец не пожалеет никаких денег за ее безопасность, но парализованная ужасом, девушка просто продолжала бездумно кричать.
- Лино, да заткни же ты ей пасть! - первым не выдержал водитель.
Второй мужчина, тот, что рядом, опустил огромную лапищу на лицо Одри, и это прикосновение, грубое, отвратительное, вывело ее из ступора, вернув возможность двигаться и волю к жизни. Которая, если она немедленно не предпримет хоть что-нибудь, может очень быстро и мучительно оборваться.
Одри по-звериному вцепилась зубами в мужскую ладонь, извернулась, пытаясь оттолкнуть негодяя ногами, причем отчаяние придавало ей такие неожиданные для девушки силы, что она сломала каблук уцелевшей туфли об ребра мужчины, и теперь уже он испустил яростный и полный боли рев. На заднем сидении авто было не так уж много места для сражения, которое мисс Рочестер наверняка проиграла бы, успей противник хотя бы раз по-настоящему ударить ее. Но она врезалась спиной в дверцу, навалившись локтем на дверную ручку, и почувствовала спиной пустоту.
Падать в пустоту было жутко.
"Я разобьюсь… Или меня убьют".
Лапища похитителя мелькнула в опасной близости, но все, что осталось у него в руке - клок блестящей ткани от подола платья мисс Рочестер. Которая вывалилась на дорогу и покатилась по мостовой, до крови сбив колени и локти об брусчатку. Встречная машина торопливо вильнула в сторону, пронзительно сигналя клаксоном. Но беглянка уже вскочила, пошатываясь и затравленно озираясь по сторонам. Зрение по-прежнему отказывалось до конца служить ей, совершенно незнакомая улица расплывалась в глазах Одри цветными пятнами, какие-то женщины, перешептываясь, указывали на нее пальцами, водитель, которого она напугала, бранясь, сдавал задом, съезжая с бордюра…
- Помогите! Ну, помогите же мне. Хоть кто-нибудь! - всхлипнула девушка, оборачиваясь. Машина, из которой она выпрыгнула, разворачивалась, но тот, с отвратительными лапами, уже успел выскочить из нее. Нужно было бежать, но куда?!
Единственное, что смогла рассмотреть Одри, это автобусную остановку и стенд с газетами, где какой-то мужчина покупал сигареты. Мисс Рочестер бросилась к продавцу и покупателю, охваченная отчаянием и готовая уже практически на что угодно.
- Умоляю вас, кто-нибудь, вызовите же полицию!

Уверенно подхваченная сильной рукой и обнадеженная таким же уверенным голосом и обещанием, Одри Рочестер хотела типично по-женски разрыдаться от облегчения, но не успела. Потому что следом загрохотали выстрелы, причем некоторые - прямехонько над ее головой. Выстрелы девушка слышала и раньше, она не даром родилась в Техасе, свободолюбивом штате, где оружие в открытую носили практически все мужчины. Но в эпицентре пусть и короткой, но перестрелки, ей побывать еще не доводилось. Коротко взвизгнув, Одри прикрыла голову связанными руками и послушно пригнулась: мужчина не оставил ей особого выбора, если бы она замешкалась, он бы, наверное, шею ей свернул. А потом… все закончилось. Хотя одурманенный опиатом разум мисс Рочестер поначалу отказывался в это поверить.
Живая… Не задело… Вопросы карябали слух, но не достигали сознания Одри, так что она даже не пыталась отвечать на них. От всего пережитого девушку колотила крупная дрожь. Что удивительно, она понимала, как глупо сейчас выглядит, даже где-то в глубине души злилась на себя за это, - пустышка, гламурная дурочка, вспомни, кто ты, и не позорься, - но не могла совладать ни с дрожью, ни с наконец-то градом покатившимися по щекам слезами. Слезы должны были принести облегчение, раньше так всегда бывало, но на этот раз от них только трясло еще сильнее.
- С-с-спасибо…
Это все, на что хватило сил у мисс Рочестер, после чего колени ее ослабели окончательно, и она неловко уселась прямо на тротуар, уподобившись хорошенькой, но поломанной дурным обращением кукле. Со смазанной на щеку после попытки заткнуть ей рот яркой помадой, растекающейся тушью и кровоточащими ссадинами на ногах нынешняя Одри мало напоминала ту жизнерадостную и преисполненную предчувствием счастья девушку, спешащую в ночной клуб на вечеринку и встречу с любимым. Даже мелькнувшая было мысль об Александре не оставила после себя ничего, кроме горькой, какой-то детской обиды. Где он сейчас? Почему не с ней? Как он допустил все это?
Последнего получаса, проведенного в «Cocoanut Grove» Одри практически не помнила, и естественно, не знала о том, что похожие провалы в памяти - один из побочных эффектов коктейля, которым ее угостили. Не помнила она и того, что Левитт в его состоянии вряд ли мог бы, даже если бы всем сердцем пожелал, вступиться за свою подружку.  По сути он оказался такой же жертвой похитителей, как и сама мисс Рочестер. Но в ее глазах художник являлся сейчас предателем и безусловным виновником ее ужасного положения. И поэтому Одри продолжала горько рыдать, оплакивая и пережитый страх, и крушение надежд, и скоропостижную кончину своей первой возвышенной любви.

Пиджак все еще хранил тепло тела своего владельца. Он лег на плечи Одри согревающей тяжестью, взбодрил ее запахом табака и дешевого одеколона, и, едва мужчина развязал ей руки, девушка тут же торопливо запахнула полы пиджака, кутаясь в него и смущенно придерживая воротник под самым горлом, чтобы хоть как-то скрыть от взглядов окруживших их зевак вырез своего многострадального платья, слишком открытый для этого места и времени.
- Одри… Меня зовут Одри, - прошептала она, пытаясь избежать прямого и оценивающего мужского взгляда.
Он был не слишком-то учтив с ней, ее неожиданный спаситель. Настоящие джентльмены, совершенно точно, так себя не ведут. Девушка сонно хлопала ресницами, после бурных рыданий она начинала впадать в прострацию, и разум ее по-прежнему не успевал за вопросами. Так что пока Одри думала о том, что это еще за Бэй Ридж, который сейчас будет затоплен ее слезами, разговор свернул с какую-то совершенно неприятную сторону.
Мало того, что размалеванная девица в открытую насмехалась над ней, мужчина надумал везти ее в полицию. То есть, конечно, мисс Рочестер не сомневалась в том, что полиция всегда на страже закона и порядка, и полицейские - именно те люди, что сделают все, как надо. Но при мысли о том, что все случившееся придадут огласке, бледные щеки непутевой дочери своего слишком широко известного отца стремительно залила жгучая краска стыда. Она представила свою фотографию, которую сделают в участке, потом как у нее будут брать отпечатки пальцев, будто у какой-то преступницы. Заголовки газет: репортеры всегда знают о том, что происходит у полицейских, они налетят на сенсацию, как мухи на мед. Представила, как люди с фотокамерами толпятся вокруг дома, лицо отца, объясняющегося с газетчиками. Он никогда не простит ее за такое. Это невозможно допустить!
Издевки проститутки пропали втуне, мисс Рочестер даже не поняла, чем та ее пугает, потому что боялась она совсем других вещей.
- Прошу вас, не надо. Не нужно в участок, - взмолилась Одри, торопливо хватая Кассиди за руку. Она замотала головой, всем своим видом выражая нежелание иметь дело с копами. О том, кем на самом деле является сам ее спаситель, и почему он носит оружие, девушка еще не пыталась задумываться. - Мне… нельзя в участок, понимаете. Пожалуйста, отвезите меня домой. Я хочу домой.
Одри. не сдержавшись, снова громко всхлипнула.
- Боже всемогущий, я просто хочу домой!

Последний раз Одри носил на руках брат. Ей было четырнадцать, и она подвернула ногу, неловко соскочив с лошади, И все это потому, что слишком спешила взглянуть на аэроплан, который подарил Ричарду отец. Ярко раскрашенный биплан "Ньюпор" смотрелся так необычно посреди выжженной солнцем прерии.
"Я уже забросила своих кукол, - смеялась она тогда. - А ты, Риччи, до сих пор играешь в игрушки".
Одри вздохнула. Грустные воспоминания.
Александр никогда не носил ее на руках. Смог бы? Левитт был высоким, но узкоплечим, утонченным, как мысленно называла его мисс Рочестер. Этот мужчина совсем не таков. Он крепко прижимал девушку к себе, так, что Одри, даже укутанная в пиджак, чувствовала боком твердость револьверной рукоятки и слышала гулкие удары чужого сердца сквозь тонкую ткань светлой рубахи.
Он хороший. Грубоватый, но хороший. Он отвезет ее домой.
А сама она, наверное, тяжелая. Потому что толстая. Ну, конечно, не нужно было вчера есть торт в кондитерской после занятий!
Одри засыпала и никак не могла заснуть, она словно повисла в каком-то вязком безвременье, так что не могла даже сказать, сколько времени просидела в одиночестве, свернувшись калачиком на сиденье форда.
Что? Не спать? Она вовсе не спит! И прекрасно помнит, где она живет!
Мисс Рочестер уверенно, как ей показалось, выговорила адрес.
Мужчина смотрел на нее с подозрением.
Что-то не так?
Девушка повторила еще раз, даже для верности назвала город и штат.
Бомонт, штат Техас.
И не нужно на нее так пялиться!

Для мисс Рочестер долгий крепкий сон был бы куда полезнее, чем отрывочная дрема по дороге из одного незнакомого места в другое, такое же ей незнакомое. Дом, в котором она никуда не была, чужая квартира, так мало похожая на то, к чему привыкла Одри, взрослевшая сначала на ранчо, потом в огромном особняке в Бомонте, и наконец, обосновавшаяся в просторном доме тетки Мелиссы в верхнем Ист-Сайде.
Она продолжала цепляться за Кассиди, - единственное в этом круговороте мест и событий уже привычное ей живое существо, - и когда в прихожей полыхнул яркий электрический свет, торопливо спрятала лицо у него на груди, страдальчески жмурясь.
Потом была спальня, кровать… Мужчина не уходил, и Одри чувствовала какое-то смутное беспокойство от его деловитых движений. Она нерешительно теребила одеяло, и почему-то у нее никак не получалось облечь в слова несложное в общем-то умозаключение о том, что теперь самое время оставить ее одну.
В комнате запахло спиртом, и мисс Рочестер тут же замутило. А потом мужские руки оказались у нее под юбкой, и это произошло так пугающе-внезапно, что Одри, охнув, рефлекторно сжала колени, и только потом сообразила, что теперь сама же удерживает руку мужчины там, где ей совершенно не полагается быть.
- Не трогайте меня, - потребовала девушка, пытаясь забиться в самый дальний угол узкого ложа и с затравленным видом оглядываясь - Я буду кричать. Я… Я в окно выпрыгну!
Если бы мисс Рочестер была в состоянии думать и рассуждать здраво, она признала бы, что в фильмах и романах герой вправе рассчитывать на благосклонность героини после того, как спасает ее из лап негодяев. Но после всего, что с ней сегодня произошло, Одри напрочь расхотелось чувствовать себя героиней романа.

Одри Рочестер но осознавала, как долго она проспала. Поначалу вязкий, наполненный обрывками кошмарных видений, к утру сон ее успокоился, а когда стрелки на немом будильнике миновали три часа дня, в дело вмешался голод. Сладко зевнув, девушка внезапно поняла, что хочет кофе и завтрак. Сквозь дремоту она потянулась к кнопке звонка, вызывающего прислугу, но почему-то никак не могла ее нащупать.
Наконец, недовольно протирая глаза, Одри села на постели, и, в следующую минуту, распахнула их во всю ширь в немом потрясении. Потому что проснулась она не дома, а вообще непонятно где. Ни этой комнаты, ни этой кровати мисс Рочестер никогда в жизни не видела.
Она растерянно оглядывалась, еще не совсем понимая, как ей воспринимать увиденное, как какую-то нелепую шутку или повод для страха. Но главным поводом для страха оказались собственные руки, вернее успевшие уже налиться краснотой будущих синяков ссадины на запястьях.
Лихорадочно облизнув губы, мисс Рочестер торопливо выпуталась из одеяла и принялась себя осматривать и ощупывать. Платье на месте, хоть и порванное, чулок нет, колени залеплены пластырем. Она напилась на вечеринке? Заночевала у кого-то из приятелей Левитта?
Все, что приходило Одри в голову по этому поводу, было или неприятным, или непристойным, и уж точно не обрадует тетку. Некстати вспомнив о собственных намерениях лишиться невинности в объятьях настойчивого художника, девушка густо покраснела. Воспоминания о прошедшем вечере возвращались, но с трудом и не все сразу. Теперь Одри вспомнила, как пила с Левиттом мартини, хоть поначалу и не хотела этого делать. Может быть, он напоил ее специально, чтобы… Чтобы… Ох, нет!
- Александр! - позвала она, полная решимости потребовать у возлюбленного объяснения происходящему. То, что художник может быть не причем, в голове Одри не укладывалось настолько, что она даже думать себе об этом запретила. - Александр!!!
Однако на ее призывы, вместо Левитта, явился совсем другой человек. Этого молодого мужчину Одри тоже совершенно точно не знала. Так подсказывал девушке разум. И в то же время он казался ей знакомым. Подобная двойственность восприятия поставила мисс Рочестер в тупик.
- Кто вы такой?! - почти что взвизгнула она, заворачиваясь в одеяло с такой же стремительностью, с какой совсем недавно избавлялась от него.
"И почему в таком виде?!"

Мисс Рочестер слушала Кассиди, всей душой желала не верить ни одному его слову, и … не могла. Потому что следом за каждой его фразой в памяти как будто приоткрывалась дверца в очередной темный чулан, и к концу рассказа Галена обрушившиеся на Одри воспоминания даже обгоняли откровения мужчины.
- Боже мой, - девушка со стоном прижала пальцами виски. - Я думала… Я надеялась, что все это просто дурной сон. Кошмар. А это… нет?
Она внезапно еще раз прокрутила в голове только что услышанный рассказ и гневно сверкнула глазами.  Что значит "снял"? Что значит, "не заладилось с клиентом"? Да как он смеет? Да за кого он ее принимает?!
- Я не проститутка, - по-кошачьи прошипела Одри, сначала в очередной уже раз краснея, а потом бледнея от обиды. - То, что вы меня выручили, - а это сделал бы любой мало-мальски порядочный человек, - не дает вам право меня оскорблять. Еще и стоите тут… в исподнем! Как будто вы… мы… А мы что? - Внезапно сбившись на шепот, выдавила мисс Рочестер.
Вот этого она не помнила. Совсем. И теперь беспокойно разглядывала разобранную постель в надежде отыскать на смятых простынях подтверждение или опровержение тому неприятному предположению, что ее только что посетило. Что могло помешать мужчине, полагающему ее проституткой, обращаться с ней, как с проституткой?! И вот теперь он стоит тут, насмехается над ней и смотрит… как на свою собственность! И он-то все помнит… А она ничегошеньки!!!
- Мне нужно позвонить. Сейчас же, слышите, - выпалила Одри. - Позвонить домой. Я не могу тут больше оставаться. Я не хочу тут оставаться. Ни минуты! Где-то здесь есть телефон?
Все еще замотанная в одеяло, как египетская мумия, она вскочила на ноги, порываясь немедленно вернут себе свободу. Вот только путь к свободе преграждал мужчина в дверном проеме, который не спешил уступать мисс Рочестер дорогу.
Девушка метнула взгляд на окно. Она снова что-то вспоминала, но в здравом рассудке храбрости у Одри поубавилось, а благоразумия - наоборот.